Она встала, оделась и спустилась вниз. В гостиной было промозгло и неуютно. Под потолком висел холодный дым свечей, на столе стояли пустые бокалы и бутылки, следы вчерашних возлияний Эриха.
Беатрис поняла, что не сможет вынести в обществе Эриха и Хелин этот день, обещавший быть тусклым и безрадостным. Она надела пальто, выскользнула из дома и направилась к Мэй.
Воздух был сырой и холодный, туман был настолько густой, что Беатрис могла видеть перед собой лишь несколько метров дороги. Луга справа и слева от дороги были покрыты серебристым инеем. Время от времени, сквозь редкие просветы в облаках проглядывало солнце, бросая лучи на замерзшую траву и стены дворов. Стояла мирная тишина, до слуха Беатрис не доносилось ни звука. Полная тишина накрыла остров, туман, казалось, поглотил все живое. Беатрис зябко поежилась, понимая, что мерзнет не только от зимнего холода.
Беатрис уже видела стоявший у выезда из деревни уютный дом Уайеттов с квадратными окнами, фруктовые деревья в их саду. Свет в окнах не горел, и это вызвало у Беатрис раздражение. Неужели семья до сих пор спит? Однако ставни были открыты, и Беатрис постучала в дверь латунным молоточком.
В доме по-прежнему было тихо. Она снова постучала, но безрезультатно. Она обошла дом, поднялась на кухонное крыльцо, сквозь окно заглянула внутрь и увидела Жюльена. Он сидел за столом и пил кофе.
Он увидел ее тотчас и вскочил на ноги. Короткий миг Беатрис казалось, что он сейчас опрометью бросится прочь из кухни, чтобы спрятаться, но, видимо, до него дошла бессмысленность бегства. Он остался стоять на месте, и они во все глаза смотрели друг на друга — Беатрис с удивлением, а Жюльен с ужасом.
Потом Жюльен подошел к двери, отодвинул засов и открыл дверь.
— Беатрис! — хрипло произнес он. — Ты одна?
— Да, со мной никого нет. Жюльен, я бы ни за что не подумала, что…
Он сделал шаг назад.
— Заходи! — прошептал он, и как только она вошла, тотчас запер дверь на засов.
— Я стучалась, — Беатрис тоже непроизвольно перешла на шепот. — Но никто не открыл…
— Я тоже ничего не слышал, — сказал Жюльен. Он был еще бледен от пережитого страха. — Боже, это была глупость с моей стороны сидеть на кухне. Могли прийти немцы и тоже заглянуть в окно.
— Или сосед, который мог бы вас выдать, — сказала Беатрис. — Давно вы здесь?
— С третьего дня после побега. Сначала я спрятался в скалах на берегу, но там я, конечно, не выжил бы. Доктор Уайетт был единственным человеком, которого я знал на острове и которому доверял. Он сразу же забрал меня в свой дом.
— Я так часто бываю здесь, — удивленно сказала Беатрис, — но ни разу вас не заметила.
— Я живу на чердаке, — Жюльен поморщился. — Это, конечно, не самое лучшее место для жизни зимой, но все же лучше, чем работать на немцев. Доктор Уайетт все время думает, как переправить меня с острова, но говорит, что это очень опасно. Немцы охраняют все побережье.
— Мэй знает? — спросила Беатрис, и Жюльен утвердительно кивнул.
— Конечно. У нас ничего бы не получилось, если бы ее не посвятили в это дело. Очевидно, она умеет держать язык за зубами.
— Да, — удивленно сказала Беатрис. Простоватая инфантильная Мэй оказалась способной молчать. Раньше Беатрис ни за что бы в это не поверила.
— Где Мэй и ее родители? — спросила она.
— У друзей. Их пригласили на рождественский завтрак. Они вернутся днем. Беатрис, хочешь кофе? Садись! — он пододвинул ей стул. Кажется, он немного успокоился. — Я иногда спускаюсь с чердака. Там можно сойти с ума. Иногда мне хочется выбить окно и что-нибудь заорать, но, конечно, я этого не делаю, — он достал из шкафа вторую чашку, поставил ее перед Беатрис и налил кофе. — Вот, пей, а то ты совсем продрогла.
От горячего кофе Беатрис стало хорошо. Она обхватила чашку окоченевшими пальцами, чувствуя, как от тепла по ним побежали мурашки.
Как хорошо сидеть здесь с Жюльеном и пить кофе, а не слушать вздор Эриха или жалобы Хелин.
— Что вы здесь делаете целыми днями? — спросила Беатрис.
Жюльен даже покраснел от гордости.
— Учу английский. Я немного знал его со школы, но у меня, естественно, не было практики. Теперь я читаю английские книги, а доктор Уайетт дал мне грамматику. Ты не находишь, что я уже довольно неплохо говорю по-английски?
— Просто в совершенстве, — его английский, действительно, стал намного лучше, хотя, как и раньше, он говорил с сильным французским акцентом, который Беатрис находила интересным. Она могла бы часами слушать этот приятный акцент.
— Я же не знаю, вернусь ли я когда-нибудь на родину. Мне кажется, что свободной Франции больше не будет. Немцы расползаются по Земле, как раковая опухоль, стремительно и беспощадно. Если мне удастся покинуть остров, то я смогу попасть только в Англию. Будет лучше, если к этому времени я овладею языком.
Темные грустные глаза Жюльена затуманились, на лице отразились печаль и уныние, тронувшие Беатрис. Ей захотелось взять Жюльена за руку, но она постеснялась.
— Это ностальгия, да? — спросила она.
Жюльен кивнул.
— Иногда мне кажется, что я умру от ностальгии. Мне не хватает родителей, братьев, сестер, мне не хватает моей страны. Я тоскую по моим друзьям, по родному языку, по свободе, — он тяжело вздохнул. — Твоя одежда, Беатрис, пропиталась холодом и сыростью, но как я тебе завидую! Как часто возникает у меня желание выйти из дома, пробежаться по лугам, вскарабкаться на прибрежные скалы, уйти в лес, прижаться головой к земле, вдохнуть запах травы, цветов и коры, ощутить лицом порывы холодного ветра. Думаю, что я сойду с ума, если не испытаю свою силу, не почувствую мышцы и тело… — он согнул руку в локте. — Каждый день я тренируюсь с гирями. Не могу сидеть на одном месте и смотреть, как мое тело становится дряблым и слабым.