— На что ты собираешься жить?
— Я поищу работу, — отважно произнесла Майя, — но, конечно, я не смогу найти ее за один день.
— Конечно, нет. На какую работу ты рассчитывала?
Самоуверенность Майи несколько потускнела. Алан понимал, что задал самый важный вопрос, вопрос, на который у Майи не было готового ответа. Она торопливо затянулась сигаретным дымом.
— Господи, Алан, тебе обязательно нужен этот допрос с пристрастием? Мы сидим здесь, вдвоем, за окном чудесный весенний вечер, тихо шумит транспорт… все может быть таким прекрасным, а ты снова создаешь какие-то проблемы. Я же здесь! — она вызывающе посмотрела на него. — Эй! Ты все еще этого не понял? Я здесь! Я сделала то, чего ты всегда от меня хотел. Я приехала к тебе! И хочу остаться с тобой!
Он не мог дальше сдерживаться. Он должен, обязательно должен к ней прикоснуться. Он осторожно погладил ее пальцем по щеке. Какая у нее бархатистая кожа…
— Я слишком хорошо тебя знаю, — сказал он тихо, — и поэтому не могу представить, что ты делаешь это без всякого расчета. Я уверен, что ты хочешь в Лондон, а не ко мне. Я просто удачно тебе подвернулся, потому что в Лондоне тебе надо где-то жить.
Полотенце соскользнуло вниз, обнажив тело Майи, и Алан не понял, сделала ли она это намеренно, или все произошло случайно. У нее были красивые груди, и он точно знал, каковы они на ощупь. Он смотрел на ее тонкую талию, на нежные полуокружности ребер, на мягкую округлость бедер.
— Может быть, тебе лучше одеться? — сказал он.
— Но для этого мне надо распаковать чемоданы, а я не знаю, разрешишь ли ты мне это сделать.
Он вздохнул.
— Ну конечно разрешу. Я не хочу, чтобы ты, — он сделал неопределенный жест, — расхаживала по дому в таком виде.
Она задумчиво посмотрела на него.
— В самом деле? Тебе это неприятно?
— Это опасно.
— Для тебя или для меня?
— Для меня. Я слабее.
Она снова закуталась в полотенце, завязала его над грудями и встала.
— Ты пригласишь меня на ужин? Ради этого я, конечно, оденусь.
— Естественно, приглашу. И очень охотно.
Он смотрел ей вслед, когда она выходила из комнаты, понимая, что она уже победила, и подозревал, что она тоже это понимает.
Вечер прошел на удивление удачно. Алана смутил уже тот вид, в каком Майя вышла из ванной, где она одевалась. Обычно ему всегда было больно смотреть на ее внешний вид; она предпочитала слишком короткие юбки, слишком низкие вырезы кофточек и блузок, высоченные шпильки, груду украшений и тонну макияжа на лице. Но сегодня, очевидно, она решила радикально поменять стиль. Майя выпорхнула из ванной в брючном костюме цвета морской волны и в белой шелковой сорочке с высоким воротником. На Майе не было никаких украшений, если не считать маленьких перламутровых сережек и золотого браслета. Не хромала она и на привычных уже высоченных шпильках. Оттенок губной помады — во всяком случае, для нее — тоже можно было назвать вполне приличным. Выглядела она, как светская дама — взрослая, чужая, обновленная и достойная доверия.
«Боже, — подумал он, — как я ее люблю. Я буду любить ее всегда». Эта мысль привела его в ужас. Он ничего не слышал о ней в течение последних трех месяцев, он не звонил ей и надеялся, что постепенно забудет ее. Теперь же он понял, что чувство его осталось таким же, как прежде. Оно ни на йоту не изменилось. Он полюбил ее еще крепче в ее новом обличье. Она стала другой.
Но недоверие, тем не менее, продолжало звучать в его душе в полный голос. Он знал Майю уже несколько лет. Знал, что она может быть расчетливой и коварной, когда речь заходит о выгоде. Зачем она приехала в Лондон? Ради него? Или ее просто влечет большой город, и она хочет использовать его квартиру как стартовую площадку?
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он вслух.
Ее ответ ограничился деловым «спасибо». Она не стала кокетливо хлопать ресницами, не попыталась повернуть ситуацию в свою пользу. Помолчав, она добавила:
— Мы идем? — и он в ответ кивнул и озадаченно поспешил за ней.
Он предложил пойти к итальянцу «за углом», и Майя радостно согласилась, что еще раз удивило Алана. Майя любила все шикарное, светское и дорогое. Она хотела видеть интересных людей, хотела и себя показать. До выхода из дома Алан мог бы поклясться, что она потащит его в «Риц».
Вместо этого она и в самом деле удовлетворилась итальянским ресторанчиком, с удовольствием ела непритязательную лазанью и пила «Пино Гриджо» и не экономила калории на десерт. Она рассказала Алану, что происходит на Гернси, не упомянув о своих любовных приключениях, ограничившись рассказом о Мэй, Беатрис и Хелин.
— Эта женщина из Германии снова живет у твоей матери, — сказала она, — та женщина — как ее? — Франка. Я встретила ее и Хелин в Сент-Питер-Порте. Бабушка говорит, что на этот раз она пробудет на Гернси долго. Кажется, у нее какие-то проблемы с мужем. Ты ее близко знаешь?
— В прошлом году я привез ее домой на машине. У нее что-то не сложилось с бронированием гостиничного номера, и я привез ее к матери. Мы довольно долго с ней разговаривали, но, естественно, я не могу сказать, что хорошо ее знаю.
Он вспомнил теперь ту пугливую, робкую, незаметную женщину с немецким акцентом и красивыми глазами, в которых было столько неуверенности, что они никогда не смогли бы его околдовать. Она избегала смотреть в глаза и вообще напоминала испуганную лань. Алан вспомнил, что в тот момент подумал: кто так поступил с этой женщиной, что она стала так плохо относиться к себе?