Хозяйка розария - Страница 67

— Может быть, он уже покинул остров, — робко вмешалась Хелин. — До Олдерни не так уж далеко, и он…

— Чепуха. На Олдерни ему придется еще труднее. Там вообще нет британского населения и полно наших людей. Может быть, на Джерси… — Эрих погрузился в мрачные раздумья, потом грохнул кулаком по столу так, что все вздрогнули. — Этому парню потребовалось бы больше везения, чем ума, чтобы это сделать! Нельзя же просто так сесть в лодку и переплыть с одного острова на другой! Кругом полно патрулей. Ночи стоят светлые и ясные, его бы заметили издалека. Это бред, если бы он рискнул!

Пьера солдаты увели в тот же день, когда бежал Жюльен. Когда его уводили, он был бледен, как смерть. Беатрис вся извелась от переживаний за него, и вечером, не выдержав, спросила Эриха о том, что с Пьером.

— Его допрашивают, — ответил Фельдман. — Возможно, он знал о намерениях Жюльена, и знает, где он прячется.

— Я не думаю, что он это знает, — вмешалась в разговор Хелин, — потому что Жюльен ничего не планировал. Он просто воспользовался суматохой, которая поднялась из-за Беатрис. Но он же не мог предвидеть ее обморока.

Эрих мрачно посмотрел на девочку.

— Это могло бы показаться подозрительным, Беатрис, если не знать, что ты слишком умна, чтобы решиться на такую глупость. Правда, все это можно было подстроить и заранее. Но ты бы не рискнула, не правда ли?

— Пока я этого не делала, — неохотно ответила Беатрис.

Пьер вернулся через неделю и снова принялся за работу. Ему сломали нос, под глазом расплылся большой кровоподтек, к тому же он хромал и волочил правую ногу. Он получал теперь еду и питье, но Эрих приказал кормить его так скудно, что было ясно, что при такой тяжелой физической работе Пьер долго не протянет. Теперь ему приходилось одному строить альпинарий, заниматься домом и садом. Эрих ни за что не желал брать второго работника. Пьер должен был отвечать за побег Жюльена.

— Что они с тобой сделали? — шепнула Беатрис, подавая ему в дверях кухни кружку с водой.

Пьер жадно выпил воду.

— Пытали, — хрипло прошептал он на своем неуклюжем английском, — но я ничего не сказать. Ничего не знать. Не знаю, где Жюльен!

Беатрис спросила, что будет с Жюльеном, если его поймают. Ответ Эриха был недвусмысленным и четким.

— Его расстреляют.

Эрих не мог продолжать поиски с тем же рвением, с каким он их начал. Для этого у него просто не было достаточно солдат. Но зато он приказал напечатать листовки и расклеить их по всему острову.

— Кто-нибудь обязательно его увидит, — мрачно произнес он, — и, может быть, этот кто-нибудь заинтересуется в сотрудничестве с нами, немцами.

На острове действительно было немало британцев, питавших такой интерес. Число доносов — по большей части, анонимных — было удивительно велико. Чаще всего доносили на людей, имевших радиоприемники, но многие граждане проигнорировали приказ оккупационных властей сдать радиоприемники. Кроме того, процветал черный рынок, на котором важные сведения меняли на продуктовые карточки. Здесь тоже стоило поискать, и Эрих надеялся, что человека, приютившего беглого француза, рано или поздно выдаст сосед или застарелый враг.

В начале последней недели июня Германия напала на Россию. В школе все оживленно обсуждали эту новость. Учительница немецкого языка объявила, что окончательная победа теперь близка, как никогда. Она показала ученикам на карте, как велика Россия.

— Вы только подумайте, какой могучей станет Германия, когда все это будет нашим, — сказала она с такой гордостью, словно сама вела в бой полки завоевателей. — После этого ни один народ в мире не сможет оказать нам серьезного сопротивления.

Беатрис все же показалось, что Германия очень мала по сравнению с Россией, и Гитлер, наверное, сильно рискует, напав на такого сильного противника. Но потом, посмотрев на заштрихованные части карты, которыми были обозначены страны, уже захваченные Германией, девочка горестно вздохнула. Нацисты уже многого достигли. Наверное, их самоуверенность оправданна. Когда-нибудь они завоюют весь мир, и тогда по мостовым будут вечно стучать кованые солдатские сапоги, движение навсегда станет правосторонним, все будут говорить по-немецки, а вместо юнион-джека видеть на флагштоках флаги со свастикой. Утешало, правда то, что тогда она сможет, наконец, встретиться с родителями.

Жаркое и сухое лето прошло, но Жюльена так и не нашли. Его удачное бегство означало конец особых отношений между Эрихом и Беатрис: она перестала быть его наперсницей. Он знал — да она и не пыталась это скрыть — что она на стороне Жюльена, а значит надеется, что его не поймают. Она и раньше никогда не строила из себя поклонницу Эриха или, тем более, нацизма. В душе она всегда была за побежденных, а не за победителей. Но до сих пор у нее не было случая заявить об этом открыто, а теперь линия фронта обозначилась вполне отчетливо. Эрих заново осознал, что силой оккупировал дом, где жил теперь с Беатрис, что его приняли в дом отнюдь не по доброй воле. Беатрис была противником, и он поведал противнику слишком много сокровенных вещей. Теперь ему пришлось отступить. Он избегал общества Беатрис, не вступал с ней в разговоры, не касающиеся насущных обыденных проблем. Беатрис чувствовала, что он стал постоянно за ней следить, ощущала на себе его пристальный взгляд. Видела, как он сопротивлялся желанию обратиться к ней со своими бедами. Выглядел Эрих плохо. Он стал много пить, часто выпивал первый стакан, едва успев вернуться домой. От жары после выпивки он становился вялым и сонливым. Беатрис была рада возможности ужинать наедине с Хелин, в то время как Эрих храпел на диване или даже уже в кровати. Правда, Хелин тоже изрядно действовала ей на нервы, хотя и не проявляла враждебности. Она плакалась и жаловалась, но никого не обвиняла.